Быстро поданный барменом бренди — умный парень, хорошо понимает требуемое без слов, и не зависает в интерпретации жестов. Жаль, что он всего-лишь человек, долго возиться, а то Джером нашёл бы для него работу. — обжигает Джерому горло. Всё из-за Авроры. На секунду-другую он не чувствует ни вкуса алкоголя, ни креветок с хитрым кисло-остро-сладким соусом. Дело не в страхе — боже упаси, он что, больной на голову? — и не в какой-либо эмоции  в принципе. Просто его личный яд мгновенно закипает в метафорических жвалах, когда он это видит, и с горечью, не относящейся к нынешнему моменту, наполняет рот.
— Какое чудесное, — пока слова не озвучены, Джером и не думает, что начнёт язвить, но вот как оно получается. — семейное сходство.
Забавно наверное. Легче увидеть, как Аврора строит глазки Фаулеру, чем как она поводит плечом. Или нет? Пожалуй, Фаулеру или кому-то ещё не рекомендуется приближаться к Авроре в любом случае. Ради собственной сохранности.
— Гордишься наверное.
Этого говорить не стоило. Неудачу в моральном плане Джером запивает тем же бренди. Горечь выдержанного алкоголя возвращает в действительность лучше всего, смазывает нужные эмоциональные шестерёнки, и со станции «Надо было заткнуться и переключиться» Джером стремительно отправляется к станции «Хер с этим, какая вообще разница?»

Отставив пустой стакан, Джером жестом сообщает, что ему нужна ещё порция. Бармен кивает и тянется за тяжёлой бутылкой с жутко лаконичной этикеткой, и от того очень пафосной.
— Так значит, от Фаулера тебе что-то нужно? — утверждает Джером, внеся в свои слова лёгкий оттенок риторического вопроса. Обычно он делает это, чтобы собеседник не расслаблялся, но сейчас он быстро просчитывает ситуацию, и прежде чем возникает пауза, он знает, что ему следует делать в какой мере. Забить. Просто взять и забить.
Его собственный интерес к сокровищам Фаулера легко гасится, причина быть здесь так же легко топится поглубже, а повод воспользоваться Фаулером, как любителем коллекционного пойла всех мастей — этот парень проходит мимо хоть чего-нибудь мало-мальски статусного?  — выдвигается вперёд.
— Могла бы честно сказать. — пожимает он плечами. — Что захотелось принять на грудь именно здесь, без опасности быть облапанной прежде, чем ты произнесёшь «Лос Анджелес» или иное название той же длительности.
Джером ухмыляется. Аврора красива, спору нет, но Фаулер имеет прямо патологическую тягу к повышенному содержанию силикона в женщинах.
— И залезть ко мне... в одежду. Ты, смотрю, оценила.
А он оценил, как «но» послало новый сигнал, когда Аврора копалась в женском ужасе под названием «клатч». И когда её рука прошла совсем рядом с потайным карманом.

Фаулер больше не цель. Джером это чувствует. Но он не спешит,  и не спешил прежде, иначе бы добрался до искомого раньше Авроры, вот наверняка, но выходит так, что она облегчает задачу, одновременно её усложняя. Развращённый человек, как Фаулер, не чета колдунье. Бывшей жене.  Да, ей лучше уйти. Ему нужно подумать. Взвесить. И кое-что проверить.

— Даже не задержишься? — шутливо спрашивает Джером. — Досадно. Не смею задерживать, Рори. — Ни пуха, дорогая.

Он смеётся и после того, как Аврора скрывается из виду.

Джером думает ещё несколько порций бренди, доведя их суммарное количество за весь вечер до шести, пока низкий молодой азиат несётся в одну из уборных, помочь Либби Коэн не задохнуться  рвотными массами до смерти, пока однокурсница Либби не садится на место Авроры, утирая слёзы и тушь от расстройства. Джером находит их необыкновенно похожими друг на друга. Разница лишь в размерах.

— С ней же всё будет в порядке, да? — вдруг спрашивает девушка, уложив наманикюренные пальчики на лакированную поверхность стойки.

Джером ничего не спрашивает.

— Многое возможно, а многое нет. — отвечает он туманно, рассматривая клон Либби с искоркой интереса. — Разве вы не должны быть сейчас рядом с ней?

Девушка скукоживается на барном стуле.

— Я... я боюсь таких вещей. Поэтому из меня бы никогда не вышло бы врача.

Джером понимающе улыбается.

— Вам стоит что-нибудь выпить. И расслабиться, я могу посоветовать кое-что.

Его вечер не обязан заканчиваться так рано.

***

Джером появляется на песке, прямо у самой воды.

Прилив превращает этот частный пляж с импортным дорогим песком в кладбище мёртвых растений. Волны тянут за собой мелкую водоросль, уносят мелкие камешки. На поверхности маячком скачает мелкая детская игрушка. Ветер приносит облегчение от духоты дня, чтобы затем вновь затихнуть и исчезнуть до следующей ночи, но Джером будет уже далеко, и ему будет совершенно не важно.

— Неплохо. — говорит он сам себе, бегло проверив территорию и дорожку в фешенебельному дому на предмет магической дряни. — Мог бы и ближе.

Но он никогда так не делает, пока не будет уверен, что чужое пространство, пусть приватизированное на время, не доставит ему неприятности.

Массивная дверь светится простенькими охранными чарами, рассчитанными на людей, но не магов. Джером узнаёт плетение Авроры, и выдавливает сигнальное — пусть будет сюрприз. Вязь вспыхивает зелёным и рассыпается искрами. Перехватив получше две бутылки спиртного и два интересных, спёртых же им, стакана, Джером обходит дом в поисках ещё одной двери. Под ноги ему попадаются машинки и формочки, чем он дальше от главной аллеи, тем больше скопление детского барахла, не самого дешёвого, но всё-таки бросового. Иногда он рад, что детей — о которых он осведомлён — у него не имеется. Это же с ума сойти, сколько им всего надо.

Вторая дверь попроще, чарами светится и она. Джером не убирает их все, лишь модифицирует, заставив каждое принять его собственный отпечаток и пропустить. Замок мягко щёлкает, и Джером ступает в тёмный проём.

***

— Этот идиот даже не в курсе, чего именно лишился. Он наверняка и забыл, чего хотел, чего купил, и чего спрятал в своём жилище, чтобы больше никто не взглянул из масс. Смешно, да?
Несмотря на выпитое ранее, Джером свеж как маргаритка. Острая жажда деятельности покамест не стучит ему по голове, но пространством он уже пытается распорядиться: открывает окна, чтобы запах соли наполнил помещение, взглядом сворачивает и убирает к стене ковёр, просто потому что это пушистое коричневое недоразумение бесит его и слишком напоминает ему лужу навоза, чем дорогое изделие.
— Как жаль, что у Фаулера не было чего-то ещё, такого же.
Джером располагается на дорогом кожаном диване модного цвета «топлёного молока», ставит бутылки и стаканы на тиковый журнальный столик со подборкой журналов моды. Ни по словам, ни по выражению лица, ни даже по позе никто не сказал бы сейчас, что в этой гостиной в тон дивану быть его не должно. И что вообще-то Аврора не приглашала его посмотреть на себя в одной рубашке.
— Не хочешь выпить? Я принёс то, что тебе нравится.

В нагрузку к себе, конечно же.