— Ваше сиятельство, графиня де Мертей, – Ангальт сделал короткую паузу, как если бы перевёл кончик пера на следующую строку, и задумчиво продолжил, – прошу Вас о личной встрече. Если вы имеете возможность, то…

Гиландерс с понимаем хмыкнул, прерывая своего графа на полуслове, после чего негромко проговорил:
— Вот оно как, – верный друг и первый из первых помощник графа Аберрутвена ехидно осклабился, глаза его сверкнули, направленные прямиком на Ангальта, который тут же в лёгкой вспышке раздражения поднял голову, отрываясь от чтения скупого доклада на своём рабочем столе, и недовольно цокнул. Гиландерс тут же поторопился закончить свою мысль: — Я просто хотел узнать, не отослал ли ты в руках юного Симона дражайшей графине повестку или что-то вроде. А это оказалась короткая вежливая записка-приглашение.

Ангальт секунду с долей осуждения на серьёзном лице разглядывал товарища, после чего бесшумно выпрямился, до того опираясь руками о края лакированного деревянного стола и нависая над несчастной бумажкой как над самим докладчиком, оправил неяркий плащ, застёгнутый на правом плече, и прошёл по комнате к двери, минуя Гиландерса.

— Я просто хочу с ней поговорить.

— О чём, Ангальт? Разве мальчик имел в виду это, когда согласился? – бывший вояка мягко обернулся за графом, но не сдвинулся с места, стоя посреди комнаты. Ангальт проигнорировал вопрос, как и проигнорировал то, что его друг назвал своего короля «мальчиком» впервые без доли иронии, равно как и проигнорировал то, что его друг, похоже, до боли не хотел, чтобы юстициарий болтал с любовницей венценосного где-то в одиноком углу королевского двора с глазу на глаз. Чего он боялся больше: что они, не дайте Боги, поссорятся или что они, не дайте Боги, умудрятся о чём-нибудь сговориться? Сейчас ему точно было не до этого, как и весь прошлый месяц. Так и не ответив, он вышел за дверь, услышав только вслед хриповатое:
— Чертовски солнечно сегодня. Глаза слепит.

Ангальт мог не торопиться – не в духе он специально выскочил из кабинета раньше, чем была назначена встреча, но браться за что-то ещё до было уже бессмысленно. Он успокоил себя мыслью, что прогуляется до этого, подышит воздухом. Королевским воздухом, надушенным королевскими придворными, в королевской обители, не смея ступать пока за её королевские пределы на улицы королевской столицы. Мысль, что он специально указал время, в которое в той части сада почти никого не бывает, смогла быстро вернуть всё на круги своя. Впрочем, это всё равно не отменяло того, что ему придётся тщательно подбирать слова. В своей манере, всё ещё, но он попытается. Обязательно.

И пусть время было, он стремительным шагом прорезал залы, коридоры и каменные лестницы, как если бы был в данную минуту страшно занят и шёл по страшно важным делам, чеканя шаг как медные монеты. Это была привычка, проевшая юстициария до костей. Ангальт просто не умел идти медленно, если он куда-то направлялся, и не умел скрывать, что привык крыть сапогами землю военных лагерей.

Тем не менее он успел поздороваться с половиной достопочтенных обитателей королевского замка, пока всего-навсего выбирался из него под утренние лучи весеннего солнца. Что являлось обыденностью сегодня, пришло ему забавной мыслью: раньше он удосуживался внимания меньше половины от этого персон, которые по воле случая или дела знали кто он такой, или интуитивно чувствовали, теперь же – с ним здоровалась почти вся королевская обитель, где он смел ей показаться на глаза. Ангальт подсознательно ощущал, одаривая проходящих мимо быстрыми кивками или убегающими формальными словами, что почти каждый из этих людей словно бы считал себя обязанным приветствовать его. Теперь такое положение дел было правдой – теперь, возможно, к его собственному неудовольствию, здесь знал его чуть ли не каждый. Такова суть маленького мира, в который он заглянул, а потом широким шагом зашёл и хлопнул дверью, отчего загудели на мгновение стены. Или той дверью со всей дури хлопнул венценосный мальчик? Определённо, это именно он тут хлопает всеми метафоричными дверьми, срывая их с петель и ставя взамен новые, всё более причудливые и громкие.

Но юстициарий забыл эту мысль тотчас, как оказался под светом пока скромно греющего солнца. Он уже почти готов был по инерции двинуться в сторону высоких ворот в крепостной стене, к мосту, но тут же в его голове возникла далёкая фигура гофмейстерины королевы, и всё опять встало на круги своя. Он повернул в сторону и скрылся в глубине не самого радушного сада, пытаясь вспомнить, есть ли в том месте хотя бы скромный холодный фонтан. Хорошо, что графиня любит гулять. А если она и не придёт, то он хотя бы раз в достаточной мере исследует этот треклятый лоскут земли, прижатый к королевскому замку, имея возможность спрятать свои мысли на часик от Гиландерса и молчаливых наблюдателей, злостно уклонившись от обязанностей ради мирных раздумий. Сказка. Сказка потому, что Ангальт знал почти наверняка – Алисия придёт. И это было даже не на уровне лишнего чувства предвидения, никаких предсказаний. Почему бы ей и не прийти в самом деле? Разве что, она крайне занята. Ангальту приходилось напрягаться, чтобы представить себе, чем могут быть заняты подобные леди, возможно просто потому, что он никогда не воспринимал как необходимость то, что воспринималось как необходимость здесь. Или возможно просто потому, что он не всегда был полностью справедлив к леди. Да и к людям, вероятно, вообще, если весь их труд не брошен ради того, чтобы прокормиться, открыть тайны мироздания или защититься от врага. К тем, кто вспахивает поля, у Ангальта почти никогда не было претензий, потому что ему было всё предельно ясно. Как-то ему сказали, что это образ мысли того, кто привык жить господской жизнью. Или рабской, стоило бы добавить. Ангальта подобное разве что ставит в тупик, ведь причина была в том, что он, похоже, плохо ладил с такими понятиями как наслаждаться жизнью, не искать кинжала в спине и не ждать, когда к вам прискачет гонец с вызовом на бойню за сорок метров от болота в полдень, в то время как ты ещё не научил никого держать строй. Но, вероятно, даже леди чем-то да важным крайне заняты, помимо игр в выгоду или своих хобби. Ведь мы все рабы чего-то?

В итоге всё заканчивалось тем, что ему донесли. Всё заканчивалось тем, что он почти ничего не знал наверняка о той, кто томно дышит королю в ухо. Лишь слова и мнения одной стороны и множество догадок, за хвосты которых никак не ухватиться. Юстициарий не мог определить, насколько тщательно проверяли людей, которые вьются подле короля, до того, как он занял этот пост. Какое счастье, что у него пока не было времени смотреть внутрь королевской обители, кроме как интересуясь одним единственным вопросом во главе. И какая досада. Тем не менее, такие вопросы всегда решаются покушениями да смертями. Ему ли не знать. Сразу начинают посылать проверять всё содержимое под коврами.

Но сейчас всё останавливалось на графине. Потому, что она уже была здесь, и потому, что на неё донесли и он толком ничего не мог о ней подтвердить или опровергнуть. Всё достаточно просто здесь и сейчас. И его это обстоятельство страшно бесит, но влюблённому венценосному мальчику даже святой приказывать не сможет.

— Графиня, приветствую, – сухо обозначил своё присутствие Ангальт и сразу же замолчал, отстранённо глядя на Алисию, почти что её разглядывая без попытки это скрыть. Когда он решил, что стоило бы склонить голову или совершить ещё какой-либо вежливый жест, момент оказался упущенным. Впрочем, уж Ангальт то точно не жалел. Вероятно, он кланяется кому-либо только чтобы потом не говорить с этим кем-либо сегодня вообще, а желательно и завтра. И своему королю, когда чувствует, что очень должен сделать это.