В последнее время в жизни у короля скопился целый ворох проблем – и личных, и государственных. И если личные проблемы могли подождать, а то и вовсе раствориться в небытии от этого ожидания, то государственные без его вмешательства почему-то не обходились. Хотя, казалось бы, у него был целый королевский совет, все эти графы, рыцари и бароны, при должностях и без оных, призванные помогать в правлении.
Ой ли? Так уж и помогать? Пока они только наводняли замок своими разряженными свитами и выхвалялись друг перед другом.
Это майское утро не предвещало ничего особенного. Ристерду предстоял день, полный забот и головной боли. Причинами мигрени служили даже те, кто, казалось бы, был по всем правилам призван от нее избавлять: и камердинер, и жена, и даже любовница. Все они отчего-то взъелись друг на друга. Маргарита по возвращении устроила ему ревнивую сцену, на что, по его глубочайшему убеждению, была от природы не способна, Алисия вечно пыталась влезть в черный омут у него в душе, о чем тут же жалела, а камердинер… Что взять со старика? Он не привык делить Ристерда аж с двумя бабами.
Но самым упорным и неиссякаемым источником головной боли служил сбежавший граф Андервуд. Можно было сколько угодно напоминать себе, что он вовсе и не граф больше, а всего лишь изменник и беглец, но что толку?
Утро начиналось вполне удачно. Накануне он сказался уставшим и ночью не принимал в покоях Алисию, благодаря чему хорошенько выспался в своих наглухо закрытых душных покоях. Поутру сумел избежать завтрака с Маргаритой, а потому некому было испортить ему аппетит и потчевать нелепыми претензиями. Но как только он почувствовал себя почти счастливым, ему тут же принесли донесение с границ Адвена.
Тревожное донесение.
Немного подумав, Ристерд решил не созывать совет. Советники и так смотрят на него из раза в раз и ждут: чем-то все кончится? А помогать-то не спешат, только и ждут, когда он проявит слабость и захнычет от бессилия. Вместо совета он пригласил на аудиенцию лично своего нового юстициария.
Граф Аберрутвен назначение получил едва ли не случайно. После побега Андервуда Ристерд швырнул старого юстициария в темницу и собирался обезглавить, но… Кто-то ведь должен был провести следствие. Найти все нарушения среди подотчетной стражи, все незаконные аресты, взятки и все злоупотребления, которые привели к бардаку и беззаконию среди стражей королевского мира. Граф Аберрутвен, прибывший на свадьбу, успел зарекомендовать себя именно тем, кого Ристерд желал видеть в этой должности. Они, казалось, разделяли одну философию: виноват – так сдохнешь, и незачем прикрывать слабость дипломатией и идти на уступки, кем бы там ни был преступник. Только так ведь и можно поддерживать мир, стоит раз прогнуться под натиском графа или сильного барона, и никогда больше законы короны не смогут защитить ни короля, ни крестьянина.
Но с побега прошел целый месяц, вести становились все тревожней, а граф Ангальт не спешил обрадовать своего короля поимкой беглеца.
Юстициарий пришел, когда день уже клонился к обеду, и Ристерд надеялся, что все утро тот только и занимался, что проверял слухи и версии по делу Андервуда.
— Знаете, что здесь?
Ристерд швырнул донос на стол, не глядя на собеседника. Он вовсе не злился, и тон его был скорее усталым и обреченным, чем полным ярости. Вдруг стало казаться, что эта история не закончится никогда и рано или поздно лишит и владений, и жизней их обоих, и короля, и беглого графа.
— Информаторы возле границ Адвена сообщают, что наш патруль найден на горной тропе перебитым. Патруль с королевским штандартом. Вам не кажется, что это уже… Перебор?
Перебор – это еще мягко сказано. Майское навязчивое солнце освещало королевскую приемную безжалостно, и у Ристерда от одного взгляда в окно стали слезиться глаза. Задернув тяжелые шторы, он порадовался, что хоть сюда не добралась рука Алисии с ее преобразованиями – хоть где-то все еще можно спрятаться. Усевшись обратно за стол, он покрутил в пальцах донесение и вновь пробежался глазами по тексту. Юстициарий все еще стоял, и Рис небрежно махнул рукой:
— Ах, да… Садитесь, коли вам сидится.
Ему вот категорически на месте не сиделось, но и не ходилось, не гулялось и не кушалось. С того самого момента, как донесение попало ему в руки, Ристерд то и дело прохаживался к окну, тревожно выглядывал, не собираются ли под его замком вражеские армии, и снова возвращался за стол к проклятому тексту.
— Я не думаю, чтобы Андервуд самолично пачкал руки о мои патрули, — перешел он к сути вопроса, который его беспокоил, — но кто-то ведь это делает. На его землях. Его люди!
Ристерд сокрушенно откинулся в кресле и запрокинул голову в приступе бессилия, но тут же постарался взять себя в руки.
— Того и гляди, они затеют мятеж. И ради кого? Ради человека, поставившего себя выше королевского суда, выше закона!
Почему люди так любят какого-то мятежника и так несправедливы к собственному королю? Ристерд ведь поддался на уговоры Джоселин Ховард, он и правда собирался передать мужа под ее опеку до вынесения приговора. И не вынес бы его, пока не убедился бы в вине или невиновности, не стал бы нарушать слово, пока не найдет доказательств. Но Андервуд сбежал, доказав, что плевать хотел на королевское правосудие, что никто на свете ему не указ.
И что сделали его люди?
Перебили королевские патрули.
Его дурной поступок вдруг стал героическим, а все попытки короля быть милосердным превращены в акт тирании.
Просто замечательно…
Но Ристерд вызвал юстициария не для того, чтобы плакаться о нелюбви людей к своей персоне. Тут уж граф Ангальт ничего поделать не сможет, он установлен в должности не для того, чтобы учить людей любить монарха.
И верно, вспомнил Ристерд, Ангальт Монтроуз установлен в должности, чтобы учить людей бояться закона. Всех людей, независимо от звания.
— Я вообще не понимаю, что о себе возомнили адвенцы. Они подданные короны, что бы они там себе ни думали, и не должны препятствовать правосудию, даже если преступник – их господин, — Рис сложил руки на груди и выпрямился. Некому, кроме него, браться за это дело. — Так что, найдется у вас, чем меня порадовать? Как там ваше расследование? Удалось что-нибудь отыскать?
- Подпись автора
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.