Ристерд по гостям ходить не любил. Он, впрочем, вообще мало что любил, а после злосчастной поездки в Данблейн и вовсе пребывал не в самом благостном расположении духа. Тем не менее, ужин у графа Прина был его собственной инициативой.

Из всех его советников граф Прина был единственным его личным назначением, и потому Ристерду он представлялся наиболее надежным. Кто бы что ни думал о его управленческих талантах, Ристерд успел понять пару простых истин.

Например, что люди куда охотнее выслуживаются перед своими благодетелями, от чьих настроений зависит их положение. Сделав графа казначеем, Ристерд дал ему и место в совете, и доступ к королевским счетам, и заметное возвышение. Ремесленники и купцы теперь искали расположения Прины в надежде получить заказы от королевского двора, и в его карман и сокровищницу стекались дары и взятки. На эти мелкие убытки Ристерду было наплевать. Главное – граф понимал, что тот, кто должность дал, может ее и забрать, а потому выслуживался всеми силами. Ристерд не верил ни в дружбу, ни в доверие, но знал наверняка: граф – псина умная, кормящую руку кусать не станет. С годами, возможно, при помощи подачек и поглаживаний удастся выработать у него привычку к верности.

Но визит к графу имел под собой и иные основания. Совет в Данблейне разбудил в королевской голове голод – до войны, до земель, до победы… До любого способа доказать соседям, Риорданам и всему миру, что он не такой слабак, каким кажется. Но все это было возможным только при должной подготовке. Поднимать такие вопросы на совете Ристерд не хотел – это стадо баранов наверняка бы что-нибудь заподозрило и наперебой кинулось то ли ставить ему палки в колеса, то ли помогать. Иной раз сложно было отличить одно от другого, ведь результаты то и дело совпадали.

Он решил нанести графу личный визит. Неформальный, чтобы разузнать не только о казне, но и вытащить из нег слухи о войсках, дорогах, урожаях… Обо всем, что совет старательно от него скрывал или просто не считал нужным докладывать.

Капитан его гвардии вызвался проверить дом графа на предмет опасностей с парочкой особо доверенных людей, но Рис в тайне подозревал, что тот просто полакомиться нахаляву и пощупать графских служанок. Однако время, заложенное на приготовления, истекало, и он таки отправился пешком по главной улице в сопровождении стражи отужинать у своего доброго друга.

Стоило сказать это, чтобы увидеть вытянувшиеся рожи советников, которых он визитами не баловал. Ему даже захотелось злорадно улыбнуться всем назло. Они-то думали, что он вечно будет фигурой, просто именем, от которого другие люди принимают решения. Эта ошибка может им дорого стоить. Он наконец-то возмужал и стал выказывать расположение одним, раздражение другим.

Это их смущало. Запутывало. Лишало прежней иллюзии бесконечной безнаказанности.

Ристерд искренне наслаждался производимым эффектом.

Пусть мучаются.

Пусть думают, почему честь принимать его за ужином оказана не им.

Пусть боятся и гадают, что же это значит и чем это грозит.

Дом у графа был почти скромный. Красивое городское здание за прелестными кованными воротами, но не дворец, способный смутить богатым убранством. Не слишком далеко от замка, но и не так близко, чтобы графа сочли выскочкой. Возможно, граф-таки не такой дурак, каким кажется.

Графиня, конечно, тоже была там. Ристерд слышал мутную историю их знакомства и свадьбы. Она, по слухам, была беженкой с юга и работала то ли у белошвейки, то ли у ткачихи – здесь слухи разнились, но все сходились на том, что это прекрасная история любви, достойная песен.

Ристерда от песен тошнило, а от любви после Данблейна и подавно.

— Графиня. Приятно наконец встретиться с вами. Я много о вас слышал. Не от мужа. Просто много, — бесцветно ответил он на приветствие и протянул свою меховую накидку с таким безразличием, словно ему все равно, подхватят ее слуги графа или она рухнет на пол бесформенной кучей. Внимание его было поглощено графиней Алисией де Мертей. — Все только и говорят, что о чудесной истории вашей семьи. 

Приятно ли было на самом деле, Ристерд пока не понимал. Одета графиня Алисия была скромно, но опрятно, наружности была самой приятной, но… Было в ней что-то грязное, будто тягучий кокон, затягивающий мух в паучью сеть. Графа он, вроде, окрестил псом?.. Не переоценил ли?

— Не знаю, понравится ли вам наша компания. Я надеялся обсудить вопросы казначейства, — Ристерд устроился за столом и с подозрением приглянулся к первому блюду. Он ожидал, что граф будет использовать самые грязные приемы, чтобы ему угодить и удивить, но от еды ничего особенного не ожидал. — Однако, быстро же вы организовали столь… Торжественный прием.

На столе лучшая посуда, свечи горят, слуги вымуштрованы, кругом витают самые аппетитные ароматы… Будто граф каждый вечер готов был встречать высочайших гостей.

— За организацию, думаю, тоже стоит благодарить графиню? — Ристерд с сомнением принюхался к необычному блюду. Специи, острота, явный южный дух. — Занимательное блюдо.

Его ум метался между необходимостью поддерживать беседу и жаждой узнать нужную ему информацию о казне и делах государства. Всему виной присутствие женщины. Она будто бы даже молчанием насмехалась над ним и сводила деловой визит к приятельскому, уводя мысли от медяков к поэзии и погоде.

— Все говорят, что при дворе нужна хозяйка. Чтобы была музыка, женщины, шум, — он звякнул ножом по блюду в приступе легкого раздражения. — И приемы.

Зуд от отказа девицы из Данблейна еще не прошел, и присутствие женской руки в чужой жизни лишь бередило эту сыпь на душе.

Подпись автора

Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.

Обучена тонкостям казначейства? Ристерд задумался. Уж не значит ли это, что все успехи графа Прина в роли королевского казначея на деле работа его женушки? Впрочем, какая разница, пока казна наполняется, а граф не метит слишком высоко?

Граф, очевидно, не метил. Он благоразумно предоставил своей милой женушке выхваляться и болтать. Не такой уж он дурачок, как может показаться, ведь это неплохой ход. Миловидная жена, опрятно ведущая дом, расхваливает его достоинства, пока он благообразно молчит. Другой бы на его месте дулся от гордости, рассказывая о поколениях своих храбрых предков, и выставлял на показ все свои таланты, обычно весьма посредственные. Этот же сама скромность.

Всем бы так себя вести. Некоторые графы и крупные бароны смеют воображать себя чуть ли не ровней монарху, а то и повыше. Воображать, будто могут его ощипывать, как курицу, и это будет вечно сходить им с рук.

Ристерд хотел было спросить – хотя бы из вежливости – о подробностях знакомства этой парочки, но его отвлекла более занимательная фраза.

— Прямо-таки чуть не придушил? — Рис с готовностью отправил в рот экзотическое угощение. И вправду, остро, но ощущения обострили вовсе не специи. Шея у графини была тоненькая, даже тоньше той шеи, что осталась в Данблейне. Стоило все-таки сделать это. Нельзя было оставлять отказ безнаказанным. Легкий, мгновенный всплеск жестокости тут же пробудил в нем и аппетит, и бодрость. Но нельзя отвлекаться от разговора слишком надолго, иначе даже верный граф заподозрит что-нибудь не то. — Уверен, вы преувеличиваете. Или ваш повар просто кокетничал. Кто откажется научиться чему-нибудь новенькому?

Он внезапной смелости он даже подмигнул графине, щедро запивая кушанье вином по ее совету. Неудивительно, что южане чаще всего смуглы: наверное, их острая пища сжигает их изнутри, изжаривает до корочки.

Или разжигает что-то другое.

Но эту мысль пришлось прогнать подальше.

— По мне, так пусть все эти принцессы сгинут с прачками заодно, — он без прежнего раздражения махнул рукой. Вино было и правда хорошее, он вернулся в свое королевство, где все хотя бы в мелочах подчиняются ему. Где отказы городских девок ничего не значат. Горести медленно, но верно превращались в ветер, оставляя легкую озлобленность, но уже не зудящее раздражение. — Да и может ли наша казна позволить себе свадьбы и торжества в такое неспокойное время?

Он как будто задумался, краем глаза следя за реакцией графской четы. Наконец-то разговор пришел к тому, что не давало ему покоя. К материальному, осязаемому состоянию его королевства.

— Вы ведь знаете, совет в Данблейне затевался не ради моих брачных планов, а из-за войны на юге. Говорят, она может перекинуться и к нам.

Ристерд выпил еще вина, закончив с угощением, и сделал слуге знак ничего больше не подавать. Никогда не отличавшийся хорошим аппетитом, он с непривычки и так съел больше, чем рассчитывал, лишь бы порадовать хозяйку вечера, которая так старалась удивить его блюдами своей родины.

— Благодарю, пожалуй, мне на сегодня хватит, — впрочем, Рис все-таки не стал отказываться, когда ему предложили обновить вино. Пить он никогда не любил, да и не умел, но разговор под вино шел как-то проще, казался почти расслабленной беседой. — Не люблю ложиться слишком сытым. Так о чем я говорил?

Нарочито небрежно, он говорил о состоянии казны и королевства. Графы, бароны и землевладельцы покровительственно хлопали его по плечу, советовали жениться и обзавестись детишками, иногда «случайно» заходили на обед со своими дородными дочерьми, но на вопросы о состоянии дорог, налогах, урожаях и землях отвечали уклончиво. Так, будто это не его дело.

Ристерд намерен был это свободомыслие прекратить.

Как можно планировать свадьбы, войны и торговлю не зная, как в королевстве с товарами и дорогами? И как, не планируя всего этого, можно править?

Ясное дело, никто и не хотел, чтобы он на самом деле правил. Совет и вассалы отвели ему праздную роль символа. Ристерду только и требовалось, что породить кучку миленьких принцев, носить меха на международных переговорах и смотреть в другую сторону, когда кто-нибудь другой решает, что и как будет делаться в Маллендоре.

Казалось бы, легко. Если бы только ему этого хватало!..

— За время регентства многие лорды и землевладельцы представили себя королями на своих землях, неподотчетными трону. На нас в любой момент могут обрушиться имперцы, самое время привести дела в порядок. Надеюсь, я могу на вас рассчитывать? Боюсь, без вашей помощи мне не разобраться, кто утаивает налоги, кто недополучает…

Графиня, казалось, слушала внимательно. Ристерд на это и рассчитывал. Он имел в виду не только налоги, но и махинации с землей, векселями, залогами, имитациями банкротства… Глазки у нее чистые и ангельские, но смотрят… весьма испорченно. Он надеялся, что графиня подскажет мужу, что и где искать. В конце концов, она сказала, что научена счетоводству.

— Может, графиня тоже сочтет пристойным нам помочь? — Ристерд даже не заметил, кто и когда вновь наполнил его кубок, но графиня стала в его глазах даже симпатичнее, чем была. Пристойным… Откуда только взялось в его голове это слово? Может, дело в ее платье – излишне пристойном после третьей чаши вина? — Уверен, вы весьма талантливы. Может, даже не только в финансах.

Скорее всего, последнюю фразу он обронил зря… Но ум его был уже слегка опьянен и не желал осторожничать. Даже в присутствии графа.

— Если, конечно, ваш супруг не возражает, чтобы вы занимались мужскими делами.

Наживать врагов среди друзей все-таки не стоит, даже если у их жен слишком пристойные платья.

Подпись автора

Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.

— Печально, печально, — Рис отвлекся от наблюдения за шеей графини и постарался вслушаться в монолог казначея о дорогах и обмундированиях. Вино уже прилично затуманило его разум, но все же не настолько, чтобы забыть, зачем он сюда пришел. — Но я бы поостерегся бередить это осиное гнездо, угрожать изъятием земель. Наоборот, я хочу, чтобы вы нашли для меня рычаги давления на них. Что-нибудь такое, что сделает угрозы законными. Я могу потребовать, чтобы они дали отчет о состоянии дел, а вы бы нашли в отчетах нестыковки и расследовали, откуда они взялись.

Ристерд лениво откинулся на спинку своего сидения, будто ему безразличен ответ графа и его реакция. Пусть не думают, что их чета единственная, способная принести пользу короне.

— Впрочем, если вы сочтете эту задачу непосильной, — протянул он, крутя в пальцах зимнюю ягоду с десертного блюда, — если решите, что я переоценил ваши таланты…

Он пожал плечами – наплевать. Отказывайте, если хотите, на свой страх и риск. Теряйте хлебное место при дворе, теряйте королевскую благосклонность. Нельзя показывать им, что он точно так же боится потерять даже таких невеликих сторонников. Хотя бы тех, кого он сам возвысил, нужно очаровать и запугать одновременно. Пусть сочтут, что для него потеря казначея – просто недоразумение. Пусть думают, что он достаточно силен, чтобы обойтись без них. Легко принимает удары, даже не чувствует.

— Не переживайте, графиня, я вовсе не собираюсь стеснять вас. Мне дурно спится в чужих постелях, а за последнее время мне хватило путешествий, — Рис перевел тему, предоставляя графу хорошенько все обдумать, и небрежно кинул в рот ягоду. Даже нетрезвому, напускная расслабленность давалась ему нелегко. — Мы покинем вас, как только я получу, что хотел. Когда мы примем какое-нибудь решение относительно наших планов.

Но граф принять решения не успел. В последние мгновения, когда тянуть с ответом становилось уже неловко, его выручил запыхавшийся паж, сообщивший, что прибыл гонец из отдаленных земель графа. Произошло что-то, требующее его личного внимания, и граф неуверенно поглядывал то на пажа с посланием, то на жену, то на него, как будто не решаясь попросить отлучки.

— Безотлагательные дела? — Рис сделал вид, что даже узор на винном кубке интересует его больше графского побега. В каком-то смысле, так оно и было: в наполированном металле отражался рисунок платья графини. Может, граф специально придумал условный знак, чтобы паж спас его от неловкости в случае чего? — Отправляйтесь смело, обсудим наши дела как-нибудь попозже. Пара недель ничего не решит.

Граф неуверенно откланялся, будто его что-то смущало, и они с графиней остались одни в зале, не считая молчаливых слуг с кувшинами.

— Надеюсь, вас не тяготит мое присутствие. Будь оно так… Было бы обидно.

Наконец-то он мог рассмотреть графиню, не стесняясь присутствия ее мужа. Любителем женщин Ристерд никогда не был, но теперь, вырвавшись из-под опеки регентов, он находил особое удовольствие в том, чтобы нарушать если не законы и правила, то хотя бы нормы морали. Хотя бы в тайне от чужих глаз он возвращал себе себя прежнего, пусть и ненадолго, того, кому было наплевать на чужое мнение. Кого-то более совершенного. Того, кто не боится ни слов, ни розг, кого не могут наказать. Неприкосновенного. Наслаждающегося вседозволенностью, которая не вредит государственным интересам.

Графиня была миловидной, это он отметил сразу, но были в ней детали, рассматривать которые при муже было бы оскорблением.

Например, ее грудь, небольшая, но высокая, подчеркнутая силуэтом даже скромного платья и горделивой осанкой. Захотелось вдруг развязать на спине ее платье и освободить эту часть ее тела. Какие у нее соски? Твердые ягодки, как у северных девиц, вечно замерзших и напряженных, или мягкие клубнички с бархатистыми ореолами?

Но интереснее всего были ее губы. Тонкие, маленькие, с капризным изломом. Графиня будто кокетливо ухмылялась одной ей известной тайне, прятала какое-то знание. Ристерд прежде читал в одной непотребной работе южных ученых, что рот женщины – прямое отражение ее щелки. Впервые ему вдруг очень захотелось проверить эту гипотезу – прежде он то ли не присматривался, то ли в спешке забывал о таких мелочах.

У всех есть своя цена. Какую цену назначит графиня за право проверить, каковы на вид и вкус ее другие губы?

Стоит, пожалуй, спросить… Но попозже.

— Наверное, вам скучно обсуждать дела государства. Может, расскажете о себе? — он положил локти на стол и опустил голову на ладони, задавая разговору более дружественный тон и атмосферу. — Если, конечно, я и правда вас не отягощаю.

Следовало задать ей какие-то вопросы, показать, что с ним можно вести себя как с человеком, но в голову ничего не приходило. Не хватало рядом камердинера с набором правильных фраз.

— Откуда вы родом, давно ли прибыли в столицу, что вы любите, — предлагал он наобум, забыв о вине и пище. — Не знаю, может… Работать руками? Ездить верхом?

Он едва заметно повел бровью, но все-таки сумел сохранить лицо. Последний вопрос прозвучал не как невинное приглашение на конную прогулку, но Ристерд надеялся, что графиня этого не поймет. Его воображение сыграло с ним злую шутку, превратив расспросы о ее увлечениях в какую-то грязную тайну.

— Или… Ну… — он отвел взгляд от ее лица и развел руками в воздухе, словно это едва появившееся напряжение было лишь досадной ошибкой, — музицирование?

Подпись автора

Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.

Графиня отослала слуг.

Рис нашел это странным. Мог бы найти обнадеживающим, но нашел именно странным. Он не рассчитывал этим вечером даже взять графиню за ручку, но она одним молчаливым, будто бы выверенным жестом повысила ставки.

Стократно повысила.

Он даже задался вопросом, не использует ли граф свою милую женушку в таких интригах регулярно – уж слишком шустро слуги ретировались по одному ее взгляду. Будто это выученный условный знак – сейчас здесь произойдет что-то не для ваших глаз.

Решимость нарушить правила официальных визитов крепла каждый миг, подстегнутая намеком графини, но все-таки не завладевала его разумом окончательно.

— В каких это заездах вы не можете участвовать? — спросил он с тем же безразличием. — Если вас не пропускают, это можно исправить.

Зачем отсылать слуг, если всего-то желаешь показать красивую ножку? Зачем нужно уединение, если не садишься на стол, не задираешь подол и не раскрываешься во всей своей влажной красе?

Слишком сложный флирт. Ристерд его не понимал и не жаловал. Со шлюхами все было гораздо проще и привычнее: стоило всего-то посулить материальные блага и сдержать слово. Подвеска – и все наперебой готовы исполнять твои желания. Ожерелье – и ты навеки любимый клиент, обласканный вниманием.

Если бы графиня назначила себе цену!

Рис не сомневался, что цена существует. Нет такой женщины, которая не продается, но графиня, очевидно, затеяла долгую интригу, и ему придется заплатить даже за то, чтобы узнать расценки.

— Значит, вы могли бы быть баронессой? Имперцы, видимо, попортили вам жизнь, — Рис перевел взгляд на любезно предложенную ножку и задумался, не те ли самые имперцы и научили молодую баронессу верховой езде. — Но во всем есть свои плюсы. Граф вряд ли мог бы заполучить такую красавицу из местных дам. Ему повезло, что он может брать такую леди… на верховые прогулки.

Повезло видеть, как молодая баронесса, растрепанная и разгоряченная, скачет на нем, презрев все правила приличий. Повезло пролить в нее свои соки и иметь право надеяться, что однажды ее талия раздастся, а груди отяжелеют и нальются.

Графу вообще повезло. Чрезмерно, на его вкус. Граф Прина – всего лишь олух, хоть и полезный, и с него хватило бы женщины попроще и поскромнее. Какой-нибудь местной бабенки с тяжелым задом и мутным взглядом недалекой молочницы.

— Вы меня заинтриговали. И какие же игры вы предпочитаете? — Рис хотел, чтобы это прозвучало так же, как у нее – игриво и практически невинно, но, увы, винные пары стали выветриваться, а язык снова ему изменил, превратив слова в бесконечные повторения одних и тех же букв. Он встал, чтобы сгладить эту неловкость, и плеснул в бокал графини немного вина. — Позвольте за вами поухаживать, раз уж вы отослали слуг.

Это было даже приятно. Так, будто они вовсе не знатные люди, а просто зажиточные ремесленники, имеющие возможность отужинать вместе в уютной обстановке с хорошими кушаньями.

— Так что же, у вас с графом есть дети? — спросил он невиннейшим тоном, будто не пытался узнать, насколько она тесная. — Или намечаются?

Оказавшись опасно близко к графине, он все же не спешил вернуться за свое место. Напротив, выдвинув стул прямо напротив нее, но на ее же стороне стола, он бесцеремонно уселся к ней лицом, будто собираясь и дальше услуживать ей за столом.

А почему нет?

— Или ваши заезды пока не приносят желанных плодов? — Рис решился таки сделать свою ставку, сверкнув глазами в ее сторону. Такой длительный зрительный контакт был для него непривычен, но разорвать его значило бы сдаться ей на милость, а на это он был пока не готов. — Я слышал, вы уже давно женаты, не меньше года. Вам здесь нравится? Погода, наверное, не такая, к какой вы привыкли.

Он постарался припомнить все, что слышал об Аснаите, но что бы он ни вспоминал, все это в уме звучало грязно и с намеком. Но ведь она первая начала игру! Или нет?..

— Я слышал, там тепло, а морские бризы приносят влагу. Говорят, летом воздух так нагревается, что люди словно плавают в теплом меду.

Рис тепло и солнце не любил, но с удовольствием поплавал бы в тепле и влаге ее хрупкого тела. Графиня, однако, не торопилась подавать новых знаков. Считала, что уже поданных достаточно? Или он по ошибке принял гостеприимство за заигрывание?

— А что у нас с десертом, миледи? — спросил он таким тоном, словно надеялся на лимонный пирог. — Вы планировали что-то подавать?

Подпись автора

Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.

— Разбираетесь в племенном деле, а? — хмыкнул он, опираясь локтем на стол и внимательно разглядывая приблизившуюся даму.

Графиня Алисия нравилась ему все больше и больше. Она не строила из себя недотрогу, не делала вид, что оскорблена до глубины души подобными намеками. Она точно знала, чего от нее хотели, и просто играла, даже наслаждалась этой игрой. Рис никогда не жаловал недотрог, которые будто бы родились из цветка и никогда не касались порока ни единым кончиком пальца. Когда-нибудь, конечно, ему придется взять как раз такую себе в жены, но эти перспективы не волновали воображения. Они лишь навевали скуку.

Алисия же, казалось, разделяла его презрение ко всему скучному и простому. Наигранно возмутившись вопросу о десертах, она мягко, как ласка, прильнула к нему, развевая все сомнения: она не просто догадывалась, она точно знала, чего от нее хотят, но не торопилась сдаваться. Рис подавил первый порыв переместить ее теплую ладошку с колена чуть выше. Пусть. Пока ее руки заняты хоть где-то, она не сможет слишком уж отбиваться от его попыток узнать себя наощупь. К сожалению, ее поза не позволяла даже на пару дюймов залезть ей под юбку, зато… Чуть потянув пальцем вниз вырез ее платья, ему удалось высвободить еще пару миллиметров ее бледной груди.

Пощекотав языком ее небо, он уже собирался переключиться ниже, как вдруг Алисия отстранилась. В ушах шумела кровь, и Рис не сразу услышал шаги из кухонь. Ну конечно. Стража разнервничалась, узнав, что слуги покинули помещение. Подумаешь! Неужто они считали, что девочка на голову мельче него может прикончить его прямо за столом?

Из горла вырвалось разочарованное рычание, но Ристерд собрался, чтобы не психовать на глазах у Алисии. Сорвать злость на страже можно и позже, не стоит выставлять себя истеричным и капризным ребенком перед этой дамой.

— Ничего, ничего, — Рис покачал головой и отмахнулся от чужих переживаний. — Графиня всего лишь делится горестями о дороговизне зимнего гардероба. Если слуги ушли, значит, так надо.

Он прищурился, как бы намекая и своей страже последовать этому благоразумному примеру. Еще не наступила ночь, и у них с графиней было еще немного времени, чтобы продолжить знакомство, использовать редкий шанс до конца.

Капитан, казалось, чуть поколебался. Подозревал, что ли, что короля взяли в заложники, и ждал условного знака? Крика о помощи? Рис буквально слышал, как у него в башке шевелятся мысли. Переведя несколько раз взгляд с Алисии на короля и обратно, оценив обстановку и то, как именно они сидели, капитан все-таки откланялся.

— Так на чем мы остановились? Кажется, вы жаловались, что у вас не хватает зимних платьев, — он покачал головой. — Как досадно. Прекрасные дамы заслуживают не менее прекрасных нарядов. Надо бы это исправить.

Ристерд бросил на игральный стол свою первую ставку, даже не надеясь, что она согласится на многое ради парочки платьев. Нет, Алисия если не была, то мнила себя птичкой высокого полета. Наряжать ее мог и собственный муж, если правильно его обработать, а от королей всегда ждут чего-то большего.

Приятно было заметить, что Алисия, казалось, тоже разочарована столь бесцеремонным вмешательством стражи. Хотя… Рис был уверен, что рано или поздно она сама прервала бы поцелуи, чтобы не продешевить и не дать слишком много без выгоды для себя.

Конечно, саму возможность с ним пообниматься он выгодой не считал. Никто и никогда не делал этого просто по собственной воле, не преследуя никаких иных интересов.

За окном все темнело, но последние минуты следовало потратить с пользой. Он придвинул ее стул ногой за ножку поближе к себе со скрипом и грохотом дерева, что тащится по камню. Алисия, к счастью, была дамой стройной, поэтому маневр дался ему легче, чем мог бы.

— Темнеет, — констатировал он, не глядя в окна. — Надо бы собираться в замок… Если, конечно, ты не хочешь продолжить с поцелуями.

Неуместная фамильярность? Но ему было уже все равно.

— У тебя сладкие губы. Надеюсь, все губы? Можем провести эксперимент.

Подпись автора

Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.