Forsan |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Forsan » Наш мир » Завершенные эпизоды » Цели и средства
Цели и средства
Margaret of Eflestia , Risteard of Mullendore
в ночь с 14 на 15 апреля 4985 года
× × ×
Новая королева обнаруживает в муже проблески человечности, еще не зная, чем все это обернется утром.
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
Если бы не выдержка, Маргарита дрожала бы и нервно комкала в руках подол подвенечного платья. Мама может ей гордиться. Честно говоря, новоиспеченная королева не знала, чего боялась больше — самой брачной ночи или того, что ей придется попросить супруга об услуге. Возможно, было бы не так страшно, если бы просьба была более простой, но ей придется просить о помилование для человека, обвиняемого в покушение на короля. Маргарита не знала, причастен ли супруг леди Джоселин к преступлению против короны, но помочь своей новой знакомой очень сильно хотела. В этом была вся Маргарита — пытаться помочь каждому, кто нуждается в помощи, даже если это может навлечь на нее чужой гнев или неприятности.
Первой брачной ночи девушка боялась не менее сильно. Само собой, она знала, что происходит между мужем и женой за закрытой дверью — если исходить из разговоров с замужними подругами из Эфлистии, это очень больно и неприятно. Особенно, если мужчина резко и нетерпелив. Маргарита не знала, будет ли Ристерд мягок и нежен с ней, особенно учитывая то, что их отношения не сложились с самого начала. Единственными прикосновениями, которыми до этого момента королеву одаривали мужчины, были целомудренные поцелуи рук, а о более интимных действиях девушка даже помыслить не смела. Да и не хотелось, чего тут скрывать.
«Дорогая, нужно просто потерпеть. Думай о чем-то хорошем, и ты не заметишь, как быстро все пройдет», — успокаивала Маргариту мама накануне свадьбы, и девушка знала — вытерпит, даже если будет очень больно. Только как страшно! Страшно представить, что мужчина разденет ее, что прикоснется к телу, что… В книгах, которые Маргарита старательно прятала от матери все было красиво и нежно, там мужчина и женщина непременно любили друг друга, а близость была наполнена страстью с обеих сторон.
Сейчас же ни о любви, ни о страсти говорить не приходилось, но выбирать Маргарита не имела права. В любом случае, принцессе все равно пришлось бы выйти замуж по расчету, и ей мог бы достаться менее молодой и красивый супруг, а Ристерд был весьма хорош собой. Такими мыслями Маргарита пыталась себя успокоить, но пока что получалось не очень.
О близости она подумает позже. Сначала нужно выполнить обещание, данное леди Джоселин.
— Ваше Величество, — голос королевы был менее спокоен, чем ей того хотелось бы — сквозь него прорывалась легкая дрожь. Кажется, разговора с мужем она боялась даже больше, чем близости с ним. — Могу ли я попросить Вас об одной услуге?
Девушка хотела сказать «небольшой услуге», но вовремя сдержала себя. Ту услугу, о которой она собралась просить короля, даже с очень большой натяжкой нельзя было назвать небольшой.
— Я бы хотела, чтоб это был мой свадебный подарок от вас. Обещаю, больше ничего в ближайшее время я не попрошу, — до разговора с леди Джоселин Маргарита собиралась попросить изменить обстановку в ее покоях или нанять придворных музыкантов, но помощь несчастной женщине была для нее намного важнее шелковых портьер и музыки.
За время, прошедшее с помолвки до свадьбы, Ристерд и Маргарита пересеклись разве что несколько раз за ужином, но едва ли сказали друг другу больше пары фраз. Погода, блюда, самочувствие – обычный набор вежливых фраз.
Общение у них не заладилось, и Ристерд хотел бы винить в этом Маргариту. Ее серость, ее скучность, ее южную щепетильность… Хотел бы, но в глубине души не мог. Он знал, что сам выкопал даже не половину, а три четверти пропасти между ними. Что поделать? Он умел обращаться со шлюхами, меркантильными дрянями, желавшими за его счет набить свои кошельки. Там правила игры были гораздо проще – он получал то, чего желал, и отдавал за это свою цену.
С нежными принцессами все по-другому. Все непонятно, ново… Непривычно, а оттого вызывало отторжение, напуганную неприязнь. Ристерд не знал, как ее победить, а потому оставалось лишь отдаться во власть этого чувства.
От брачной ночи он тоже ничего хорошего не ждал. Маргарита не пышная красотка из борделя, не придворная кошечка с порочным взглядом. Теперь она жена, с которой запретов больше, чем дозволений. А если, не дай боги, что-то пойдет не так?.. Нельзя ведь избегать жены всю оставшуюся жизнь и отселить в другое крыло замка, чтобы не смотреть ей в глаза!
На свадебном торжестве он специально не пил вина сверх нужного, чтобы не расслабиться и не позволить себе чего неправильного. Нельзя ударить лицом в грязь. К тому же, нужно попросить ее осуществить план с помилованием графа Андервуда… Когда лучше это сделать – до или после?
Как раз над этим он размышлял, расстегивая многочисленные застежки на своем праздничном дублете и стаскивая сапоги, когда Маргарита вдруг ворвалась в его мысли. Ристерд вздохнул и едва заметно покачал головой. Любо-дорого посмотреть: глаза у нее распахнутые, голос дрожит, будто она собрала всю храбрость, готовясь броситься в пасть ко льву.
— Об услуге? — Рис удивленно повел бровями. Он плохо знал Маргариту. Чего от нее ожидать? Что могло прийти ей в голову? — Ну… Попробуй, попроси, раз уж решилась.
Он с некоторым приятным нетерпением ждал, чего она попросит. Может, в итоге ей все-таки удастся его удивить? Ее просьба могла быть какой угодно. Чего ей хочется? Ристерд терялся в догадках. Попросит каких-нибудь особых южных ласк или наоборот, будет умолять оставить ее целомудренной? Решила посвятить жизнь служению богам? Или все куда прозаичнее – новое платье? Балдахин над кроватью? Оплатить южным подружкам дорогу в Маллендор?
— Учти, я буду торговаться, — он нагло ухмыльнулся, швыряя дублет на ближайший сундук. Чем меньше одежды, тем ближе роковой момент. Возможно, это заставит Маргариту согласиться и на его просьбу. — Мне от тебя тоже кое-что нужно. Давай же, удиви меня. Что у тебя на уме? Надеюсь, это не сад. Ты же помнишь, я их не люблю.
Наверняка Маргарита помнит. Ее благополучие пока слишком зависит от его прихотей. Ходя по тонкому льду, лучше запоминать ненадежные места.
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
Обычно Маргарите в замке было прохладно — весна здесь не такая как на Юге. Прохладная, не достаточно солнечная, а март так вообще был похож на зиму. Придворные дамы радовались тому, что в апреле стало теплее, а Маргарита тосковала по южному жаркому солнцу, по своей просторной светлой комнате с распахнутыми настежь окнами. Но сейчас вместо привычной прохлады девушка чувствовала жар — не такой, какой дарит солнце, нет. Это был жар, который чувствуешь, когда сильно переживаешь и боишься, когда ощущаешь стыд. Маргарита стояла изваянием, наблюдая за тем, как Ристерд расстегивает застежки на церемониальной одежде, и ей пришлось сделать над собой усилие для того, чтоб подавить желание обнять себя руками за плечи.
Маргарита не знала, что ей сейчас следует делать — дождаться, когда ее начнет раздевать Ристерд или раздеться самой. Матушка этого не рассказывала. Получается, она объяснила, что первая близость — это больно и неприятно, посоветовала как себя вести, но вот таких мелочей не упомянула. Эти мелочи вдруг показались Маргарите до безобразия важными.
— Ваше Величество, я прошу Вас помиловать Дэниэла Андервуда, — произнесла девушка буквально на выдохе. — Я видела его жену, она очень сильно страдает.
Маргарита не стала рассказывать о том, что это Леди Джоселин попросила ее поговорить со своим супругом, она не хотела подвести несчастную женщину под королевский гнев. Пусть лучше Ристерд думает, что эта мысль сама пришла в голову девушки. А ведь такое вполне могло произойти — о покушение на короля много болтали при дворе.
— В Малендоре ведь существует традиция, когда молодая жена просит после первой брачной ночи у мужа выполнить желание, которое должно показать народу, насколько хорошую и милостивую королеву он выбрал? — Маргарита специально узнавала о свадебных традициях Малендора, и конкретно эта зацепила ее. Быть может, просто так Ристерд ее не послушал бы, а вот против многовековой традиции он пойти не сможет… Так ведь? Маргарита не знала, чего от него вообще можно ожидать.
По крайней мере, король с самого начала был готов поговорить ней. Мог бы попросить жену замолчать или сделать вид, что не слышит ее. У него тоже есть просьба, и юная королева готова ее исполнить, какой бы страшной или унизительной она не оказалась.
«Не зверь же он, не станет же просить у меня что-то жутко или унизительное?», — подумала Маргарита, немного успокаиваясь. Сейчас то крепленое вино ей не помешало бы, даже если после него на утро будет болеть голова.
— Я бы выпила немного вина, Ваше Величество, — попросила она. Еще день назад Маргарита не посмела бы говорить с королем о такой мелочи. — Нет-нет, это не мое новое желание, просто… Забудьте.
«Просто мне страшно», — хотелось добавить ей. Очень страшно, и это несмотря на то, что Маргарита уже немного успокоилась.
По крайней мере, она не поддалась страху и нашла в себе смелость сообщить королю о своему желание.
Маргарита и правда его удивила, но Рис не мог определиться, приятно удивила или наоборот. Он ведь никому не говорил о своем плане использовать желание новой королевы, чтобы помиловать Андервуда. Неужто она каким-то образом узнала о его тайных чаяниях, а теперь использует их, чтобы понравиться ему, показаться единомышленницей?
Мысли о том, что их желания могут на самом деле совпадать, Ристерд допускать не хотел. От нее один шаг до привязанности, а привязанность к людям, здоровая и светлая или больная, никогда не заканчивалась хорошо. В детстве он любил своих старших братьев, которые помогали ему лазить по мебели и играли с ним в рыцарей деревянными прутиками, потом мать, которая его оберегала… И чем все закончилось?
Об этом он и напоминал себе, внимательно глядя на Маргариту и выискивая в ее напуганном личике признаки хитрости и обмана. Не находил. Маргарита слегка дрожала то ли от холода, то ли со страху. Чего она боится? Что он разгадает ее замысел? Или…
Или она боится его. Неприятная догадка. Ристерду обычно нравилось, когда его боялись – это было совершенно противоположно пренебрежению и жестокости, которыми его потчевали регенты целых семь лет. Но то, что его боится эта девочка, отчего-то было неприятно. С ней ведь придется жить.
Всю жизнь. Можно ли провести жизнь с девочкой, которую трясет от страха из-за твоего присутствия?
Маргарита, стоит отдать ей должное, собрала, видимо, всю силу духа, накопленную за последнее время, тараторя скороговоркой о свадебных традициях. Наверняка она заучивала этот монолог перед сном не одну ночь, надеясь его убедить. Но храбрость все-таки ее покинула, и девочка взмолилась о глотке вина.
— А говорила, ничего не попросишь, — Ристерд рассмеялся, что с ним случалось крайне редко. Может, он не разучился веселиться, просто не было подходящих ситуаций? Эта была на самом деле смешной – только-только жена обещала, что не станет донимать его просьбами, как ей тут же понадобилась невинная мелочь. — Или под ближайшим временем ты имела в виду пару секунд? Что ж, я запомню.
Девочка-жена как-то вдруг поникла и совершенно растерялась.
— Так и будешь стоять? Может, хоть сядешь? — Ристерд почтительно отодвинулся на край постели, к самой подушке, чтобы снова не спугнуть Маргариту излишней близостью своего присутствия. — Твоя просьба весьма…
Он даже встал, чтобы отстраниться от Маргариты. Раз уж она боится его, не стоит навязывать ей слишком быстрое сближение хотя бы в этом. Да, они оба должны нарушить границы и выполнить какой-то долг, но сидеть рядом – это не супружеская обязанность, это привилегия друзей и близких. Маргарита не обязана становиться его близким человеком, чтобы быть женой.
— Своевременна, — закончил он, отвернувшись к окну, чтобы Маргарита могла не сдерживать эмоций хотя бы в мимике, дав ей уродливое, но подобие уединения и приватности. — Дай угадаю: графиня убедила тебя попытаться на меня повлиять? Наверняка она решила, что я решусь на что угодно ради возлюбленной невесты. Верно, откуда ей знать… Впрочем… Неважно.
Он махнул рукой – какая разница, кто посадил в головку Маргариты эту мысль? Главное, что его план смягчить страдания графини Джоселин теперь обещал удаться. Ристерд стал медленно мерить шагами комнату, сложив руки на груди и глядя куда-то сквозь стены. Даже в натопленных покоях посреди апреля в замке все еще было холодно, а уж в рубашке тем более.
— Честно сказать, я и сам думал об этом. Использовать твое желание, чтобы помиловать его. Об этом-то я хотел тебя попросить, — он выговаривал слово за словом, стараясь не заикаться и не растягивать фразы, но получалось не так уверенно, как хотелось. — Половина моих лордов ждет, что я стану делать. Отпустить его просто так, без доказательств невиновности, значило бы проявить слабость. Все равно что вывесить белый флаг, и тогда любой сможет покуситься на королевскую особу, не опасаясь возмездия. Король слаб, все быстро забывает и прощает – вот, что это будет значить. Но… Я тоже виделся с графиней, и мне жаль разбивать ей сердце казнью мужа. Хочется верить, что она-то пострадала безвинно.
Он не стал упоминать при жене, что графиня ему понравилась. Маргарита могла бы не так понять эту симпатию. Леди Ховард была не плотским желанием, а кем-то вроде феи покоя, ангела умиротворения. Эдакой милой дамой, с которой захочется жить даже в деревенском домике, кормить курочек и радоваться цветущему огородику. Чего-то такого ему в жизни всегда не хватало, даже в ту пору, когда была еще жива его мать.
— Но зачем это тебе? — он остановился и повернулся лицом к Маргарите, растерянной и будто не знающей, куда деться от этого разговора, пожалуй, самого содержательного из всех их бесед. — Ты могла бы попросить новый замок, как игрушечный, собственного певца ко двору, свою статую в полный рост… Или… Не знаю, потратить свое желание, чтобы накормить сирот, позаботиться о стариках. Вместо этого ты просишь помиловать графа. Так зачем это тебе?
Он вовсе не желал, чтобы она надумала что-нибудь другое, о нет. Но ее мотивация оставалась для него загадкой. Он хотел помиловать преступника из симпатии к его жене, по личным соображениям, но Маргарита ведь вряд ли успела так уж сблизиться с графиней. Для сердобольной и милосердной женщины логичнее как раз просить за сироток и стариков. Для глупышки - клянчить менестрелей. Может, ей угрожают? Или что-то обещают за этот красивый жест?
— Он ведь может быть виновен, Маргарита. Яд принесли во время его визита, а у него оказалось противоядие, исполнитель удачно погиб в схватке с ним же… Подумай. Я хотел тебя об этом попросить, но… Ты сама-то точно именно этого хочешь?
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
Маргарита была так ошарашена тем, в чем именно состояла просьба ее новоиспеченного мужа, что даже забыла о том, что по правилам приличия должна его бояться. Честно говоря, Ристерд во время их недолго общения показался девушке резким и даже грубым, слухи про него тоже ходили разные, и узнать, что под резкостью может скрываться доброе сердце — это было странно. Впрочем, Маргарите было приятно сознавать, что ее муж не настолько бесчувственный, как ей показалось ранее.
— Вы тоже понимаете, что он может быть виновен, но, тем не менее, планировали просить меня именно об этом, — ответила Маргарита уже так, как обычно привыкла говорить — вежливо и спокойно. Да и чего бояться, если их желания неожиданно совпали? — А причина у нас одна — мы оба пожалели графиню. Мне тоже не хочется разбивать ей сердце.
Возможно, более рационально было бы попросить у Ристерда построить сиротский приют или лечебницу для немощных. Но Леди Джоселин была так искренна в своем горе, а Маргарита подарила ей надежду, и было бы слишком жестоко ее отобрать. Маргарита знала, каково это — терять близких, видела заставшие слезы в глазах матери и плотно сжатые губы. Даже если брак королевы Инес был политическим, к своему мужу она была привязана, и это — не говоря о смерти сыновей. Маргарита сама помнила, как боль огненной птицей разгорелась в груди, расправляя крылья и мешая сделать вдох. Ей не хотелось, чтоб Джоселин познала, когда почву выбивают из-под ног, сердце сдавливает осознание случившегося, а в голове бьется только одна мысль — уже ничего не изменишь. Да, Ристерд прав — более рационально было бы построить приют, но поступить иначе Маргарита не могла.
— Она так несчастна, а я дала ей надежду и не имею права ее разбивать, — одним из основных положительных качеств принцессы была ответственность за свои слова. Она старалась не лгать и не лукавить, а если уж что-то пообещала, и не важно, кому-то или себе самой, то обязательно сделает все зависящее для того, чтоб обещание выполнить. — Я знаю каково это, когда почву выбивают из-под ног, так что могу понять ее боль… Но если моих близких уже не вернуть, то ситуация с Леди Джоселин еще поправима… И я поняла, что должна сделать все, что от меня зависит — то есть, поговорить с Вами.
Быть может, именно после этой ночи каменная глыба сдвинется, и супруги смогут завести хотя бы приятельские отношения? Конечно, далеко не сразу, но спокойный взрослый разговор по душам — это то, чего им обоим не хватало. Маргарите — так точно не хватало. Им еще всю жизнь вместе жить, детей рожать и королевством управлять, поэтому враждовать глупо.
— Честно говоря, я думала, что мне долго придется вас уговаривать, и когда вы сказали, что хотите того же, я в тот момент подумала: «Что, так просто? Даже умолять не придется?», — призналась девушка, слегка улыбнувшись. Раз уж ей захотелось честного разговора, то она его и начнет. Даже если ее слова покажутся королю детскими и непосредственными.
Может, не так все и плохо?
Как бы ни старалась Маргарита сгладить ситуацию милой шуткой, у нее это не получилось. Ристерд сделал о ней очередной вывод – увы, снова неутешительный и не на пользу их отношениям. Нормальный муж, наверное, радовался бы, что ему досталась такая сердобольная, ответственная женушка, до отказа набитая чувством долга перед ближними.
Вот только Маргарите не досталось нормального мужа.
Закатив глаза, Рис привалился спиной к оконной нише, не обращая внимания на холод.
— А если бы я не согласился? — тон у него был самый недовольный из возможных. — Надо было сначала спросить меня, а потом давать надежды. Дай-ка мне надежду, что в следующий раз так и сделаешь.
Как ей в голову пришла такая глупость – раздавать обещания, исполнение которых от нее не зависит? Или это был хитрый план? А что, Маргарита могла пообещать леди Джоселин помилование и полцарства в придачу, а ему пришлось бы выкручиваться, чтобы его королева с первых же дней не прослыла недалекой дурочкой и лгуньей. И эта девочка – королева в собственном праве!..
— Знаешь, это даже хорошо, что эту твою страну завоевали люди поумнее, — жестоко произнес Ристерд, зная, что почти наверняка доведет ее этим до слез и обидит. — Правительница бы из тебя не вышла.
Хотя, может, у них, в южных землях, принято править именно так? Со всеми дружить, всех любить, давать безумные обещания, не ожидая ничего взамен… Что ей могла дать дружба с графиней Джоселин? Абсолютно ничего, кроме самой дружбы. Но у Маргариты полно подружек и подешевле.
— Нельзя обещать то, что от тебя не зависит. Нельзя доверять первой попавшейся страдалице, верить всем на слово, — перечислял он свои правительские постулаты. Впрочем, зачем? Королевой на своих землях ей все равно не быть, а здесь… Раз уж она так недальновидна, придется найти ей занятие в замке, чтобы она не встретилась с чернью на улице и не раздала им по кусочку всю казну – просто из излишнего милосердия. — Впрочем, не важно. Ты в чем-то права, я же тоже пожалел леди Джоселин. Она мне нравится… Чем-то.
Например, тем, что знает свое место. Рассказать Маргарите о том, что у него на душе? О том, как ему не хватает спокойной матронушки с ласковым голосом, уместной, послушной и заботливой? Вряд ли она когда-нибудь поймет…
— Это был план, так ведь? Поставить меня перед фактом, чтобы я вынужден был держать твои обещания? — резко спросил Ристерд холодным тоном. — О чем вы с графиней говорили?
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
С ним было невозможно разговаривать, вот абсолютно невозможно. Маргарита и так пыталась сглаживать углы, подбирать правильные слова, но настроение короля было изменчиво как ветер во время шторма — вот вроде бы успокоился уже, утих, но в следующую секунду очередной порыв вырывает дерево с корнем. Однажды Маргарита попала под шторм, когда отдыхала в саду, и это было жутко — несмотря на то, что с тех пор прошло более десяти лет, девушка до сих пор помнила, как пыталась добежать до замка, в укрытие. Сейчас у нее были аналогичные чувства. Маргарита пыталась если не подружиться с королем, то хотя бы нормально с ним поговорить, но он словно намеренно вел себя так, что королева почувствовало себя не в своей тарелке.
«Может, он намеренно ведет себя так — чтоб показать мне, что я в этом замке никто?», — эта мысль вызывала злые слезы, но Маргарита держала себя в руках, чтоб не заплакать. Может, потом — когда она останется одна. Но только не перед этим человеком, что намеренно говорит ей жестокие слова и пытается вывести на эмоции. Интересно, он всегда такой с женщинами, или это только Маргарите так «повезло»? девушка ощущала себя так, словно перед ее носом захлопнули дверь, запирая на замок, а она безуспешно пыталась в эту дверь достучаться.
Шаг вперед — три шага назад. Если не больше.
Маргарита не обещала Джоселин помилования, она лишь сказала, что поговорит с королем на эту тему, но Ристерд перекрутил все так, словно принцесса не только поклялась, что король помилует опального графа (само собой, ни в чем таком она не клялась), но и начала раздавать золото из казны.
— Я всего лишь пообещала ей поговорить с Вами, Ваше Величество, больше ничего, — отголоски злости делали голос Маргариты уже не таким мягким. — Обещаю, больше Вас я ни о чем не попрошу.
И если несколько минут назад эти слова она произнесла со скрытой мольбой, то сейчас все, что она ощущала по отношению к королю — были злость и обида.
— Никакого плана. Мне стало жаль графиню, и я пообещала ей, что говорю с вами, а накануне нашего разговора с ней придворные дамы — те, которых вы ко мне приставили, между прочим, обмолвились про традицию просить будущего супруга об одном желание, — как же больно, едва ли не до сбившегося дыхания.
Больно искать общую тему, больно пытаться если не подружиться, то хотя бы завести нейтральные отношения, а в ответ получить обвинения в том, чего у Маргариты даже в помыслах не было. Она не была из числа людей, способных к интригам и предательству, но король уже надумал себе чего-то и, наверное, заочно записал жену в предатели.
А неприятнее всего — это то, что на Маргариту разозлись за то, что король и сам планировал сделать. За желание помочь страдающему человеку. Ристерд словно сам себя не слышал, ведь это так дико звучит. Самому сказать, что хочет помочь графине, а потом спустя минуту — разозлиться на Маргариту за то, что она пожелала того же самого.
Слезы злости, обиды и несправедливости все же выступили у девушки на глазах.
— Я собиралась не «ставить Вас перед фактом», а просто поговорить с Вами на эту тему. Или Его Величество желает, чтоб я попросила что-нибудь другое? Лично мне показалось, что мы с вами хотим одного и того же, разве нет? — несмотря на злость и обиду, эти слова Маргарита произнесла уже гораздо спокойнее и вежливее, чтоб не разозлить короля еще сильнее. Все же, она жена, а значит — должна быть мудрее. Так учила матушка. Быть может, еще не все потеряно, и в будущем у них получится наладить отношения? Но Маргарита уже чувствовала себя так, словно бьется в закрытые двери, а ведь они еще даже часа не женаты.
Рис смотрел на нее со смесью подозрения и жалости. Так уж ничего и не попросит! Маргарита, прежде уповавшая на храбрость, теперь призвала на помощь свою гордость, и ему захотелось смеяться злым, бессердечным смехом. Гордость! Откуда, спрашивается, гордость у бездомной собачки?
Он с вызовом вскинул голову, собираясь продолжить перепалку, как вдруг заметил, что на бледных щеках Маргариты блестят слезинки.
— Ради всего святого, только не слезы! — воскликнул он в отчаянии и слегка затравленно оглянулся. Еще не хватало ему сидеть до утра в спальне с плачущей девочкой. Не так он себе представлял начало своего брака… Впрочем, Рис признавал: он вообще не имел представления, что делать с женщиной, которой за смех и веселье не заплачено золотом. — Только не хнычь, пожалуйста.
На него накатила волна слишком разных эмоций. С одной стороны, ему было стыдно: довел девочку до нытья в первый же день брака. То ли еще будет! С другой – он все еще злился на Маргариту. Даже нет, не злился.
Он ревновал. Ревновал к ней своих подданных, свою собственную корону. Рис тяжело вздохнул. Эта ситуация, их общее желание помочь леди Джоселин, могла бы сблизить их с Маргаритой, но… Нет, ему было обидно, что графиня не поверила ему самому, больно, что она решила искать помощи у Маргариты.
Один из внутренних голосов подсказывал: скоро так поступят все. Будут любить твою страдалицу жену, а тебя бояться и презирать. Из ее уст поверят чему угодно, а любое твое обещание будут считать отравленным, лживым. Маргарита, благодаря своей милой мордашке, могла получить то, что он пытался заслужить и никогда не понимал, как. Любовь других людей.
Была еще и третья сторона. Где-то глубоко внутри ему нравились эти слезы. Какая-то часть его души, порочная и жестокая, желала довести ее до рыданий и только потом потащить в кровать, как сломанную куклу.
— У меня в кровати ни одна женщина еще не плакала, и ты не начинай, — сказал он уже поспокойнее и подошел поближе, не зная, как починить эту девочку и сделать веселой, как все прежние посетительницы его спальни. — Ладно, ты права, наши желания совпадают.
Хоть и не все.
— Я помилую графа, — Рис оторвался от стены и уселся на противоположный угол постели, подальше от Маргариты, будто она могла взорваться или загореться, а он бы остался виноватым. — Не помилую, а просто передам под опеку его жены до конца расследования. Чтобы никто не думал, что я готов простить покушение. Надеюсь, такое решение нас устраивает?
Немного подумав, он покопался в постельных принадлежностях и протянул Маргарите полотенце вместо платка. Платков с его стороны не припасли – как-то не подумали, что в первую же ночь дело кончится слезами.
— Давай, вытирай мордашку. Завтра будет торжественный обед, нельзя тебе идти на него заплаканной, — близких у него никогда не было, потому заботиться о ком-то он не привык, и тон его был весьма будничным, но сердце все-таки стучало. — Еще решат, что я тебя мучил, причинил боль и довел до рыданий. А там и до новых слухов недалеко.
Как бы там ни было, у них на были и другие планы на ночь, не менее важные для государства, но Маргарита была полным антиподом порока, а вся его интимная жизнь из одних пороков и состояла. От мысли раздеть ее ему даже стало стыдно.
— Ты сможешь сама снять эту штуку? — он кивнул ей на спину, где вились множественные завязки и бантики. Его прежние женщины были одеты особым образом специально для того, чтобы быть быстро раздетыми. Маргариту же с утра одевали в платье три служанки… — Честно говоря, я понятия не имею, как обращаться с благородными дамами. И с их нарядами. У меня несколько... иной опыт.
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
Еще ни один мужчина не заставлял Маргариту плакать — кроме Карлоса, что не послушал ее увещеваний и доводов и все же отправился сражаться против захватчиков. И отца со старшим братом, но это все — другое. При дворе Эфлистии Маргаритой восхищались, для нее писали стихи и слагали песни, а за танец с ней на балу готовы были поспорить сыновья многих знатных родов. С ней были вежливы, с ней были учтивы, на нее смотрели с восхищением… И ни из-за одного из них Маргарите не приходилось плакать. Когда-то принцессе казалось, что всегда будет так, но ее собственный супруг разбил часть воздушных замков в первую же брачную ночь. Так непривычно было плакать не из-за смерти близких людей, а из-за собственного мужа.
Мысли о смерти близких вновь напомнили Маргарите о разговоре с Джоселин, когда та упомянула о беженце из Эфлистии. Слишком много совпадений. Во-первых, сына сеньора Веласко зовут Санчес, а не Карлос. Во-вторых… Они ведь так и не смогли похоронить короля и его младшего сына, не видели их мертвых тел. Прямо накануне свадьбы Маргарита пыталась поговорить с матерью, но убитая горем женщина возмутилась и заявила, что оба ее сына мертвы и что это наверняка кто-то из имперцев назвался именем погибшего принца. Маргарита не стала ничего доказывать матери, чтоб не доводить ее еще до большей истерики, но пообещала себе, что обязательно поговорит с королем. Правда, перед свадебной церемонией такой возможности не представилось, значит, нужно обсудить это сейчас.
— Все-все, я больше не плачу, — Маргарита с благодарностью взяла полотенце и вытерла слезы, надеясь, что глаза не успели покраснеть. На полотенце остались следы краски, что нанесли фрейлины на ее веки и ресницы. Жутко, наверное, она сейчас выглядит, но сейчас не время смотреться в зеркало. — Если честно, я понятия не имею, как это все снять.
Платья по южной моде расстегнуть и снять было намного проще, чем этот наряд с множеством крючков и завязок, но и тогда принцессе была необходима помощь служанок.
— Я не считала, но пока служанки застегнули их все, прошло не менее часа, и если я попытаюсь расстегнуть их сама, то пройдет половина ночи, — естественно, если до этого Маргарита не вывернет себе руки, потому что до завязок она даже дотянуться не могла. Конечно, белоснежный наряд с золотистыми вставками был ослепительно красив, но весьма непрактичен в том, чтоб быстро его снять.
Так. Чем больше они разговаривают на отвлеченные темы, тем меньше шансов, то Маргарита успеет рассказать супругу о своих подозрениях.
— Как Вы могли заметить, накануне свадьбы я хотела с вами поговорить, но возможности для этого нас не представилось, — королева обратилась к Ристерду с легким вздохом. — Во время нашей беседы с графиней она упомянула, что их семья принимала у себя дома беженца из Эфлистии — молодого юношу. Им он представился сыном коннетабля, вот только я знакома с сыном сеньора Веласко, и его зовут Санчесом.
Подозрения снова охватили девушку, и та сцепила пальцы рук в нервном движение.
— Беженец представился Карлосом, а так звали моего младшего брата… Мать даже слушать меня не пожелала, она считает Карлоса погибшим и доверяет тому человеку, что сообщил от гибели короля и младшего принца едва ли не больше, чем самой себе. А я… Я не знаю уже, кому и чему верить.
Со стороны могло бы показать, что Маргарита сознательно устала эту информацию, но на самом деле это было не так. И с королем накануне свадьбы она поговорить хотела, но таковой возможности не представилось.
— Я хотела рассказать Вам, но с момента беседы с графиней и разговора с матушкой такой возможности у меня не было, — девушка смотрела на своего новоиспеченного супруга с неподдельной искренностью во взгляде. — Я не хочу, чтоб наша семейная жизнь началась со лжи и недоговорок.
Даже если эта информация разозлит Ристерда, по крайней мере — Маргарита с ним абсолютно честна.
Надо же, подумал Ристерд, а девочка крепче, чем казалось. Сильнее, чем ему бы хотелось… И гораздо безразличнее, чем хотелось. Даже упоминание о том, что до нее в этой спальне бывали другие женщины, ее никак не проняло. Вдруг, неожиданно для самого себя, он почувствовал… обиду?
Именно. Горючее, неприятное чувство внутренней пустоты, будто его ударили под дых. Он не этого ожидал.
А чего?
Хотел, чтобы его любили. Просто так, ни с того ни с сего.
Сам виноват. Принял он ее неприязненно, перед женитьбой всеми силами старался испортить их отношения и проверить Маргариту на прочность. Теперь он мог желать чего угодно: беззаветной любви, трогательной преданности, как в южных повестях, которые на сто ладов пересказывались в покоях Маргариты… Только что толку?
Маргарита не ревнует, потому что он ей безразличен и даже неприятен. И он сам же этого добился.
Впрочем, снявши голову по волосам не плачут. Придется им обоим сидеть в вырытой им яме. И не просто сидеть – это же их брачная ночь, пора уже приступить к делу, что бы он там ни чувствовал по поводу своей новоиспеченной жены.
— Ладно, посмотрим, что можно сделать, — Рис повернулся к ней лицом и подсел поближе, задумчиво почесав затылок. Здесь, пожалуй, не помешал бы нож или швейные ножницы – кое-какие места были явно зашиты наглухо. Не рвать же платье – оно явно дорогое. — Жаль, здесь нет… Хоть кого-нибудь.
Сейчас ему пригодился бы любой совет: от матери и отца, от старших братьев, от сестры, которая уже благополучно пережила свою брачную ночь… Ристерд бы даже от тещи не отказался, но звать ее в покои новобрачных уже поздно.
Явно был какой-то секрет, какая-то негласная процедура, о которой его не предупредили. Кто должен был раздевать невесту? Внутри нарастала паника, но Ристерд решил не сдаваться, жестом попросил Маргариту развернуться спиной и принялся за завязки у нее на спине.
— Разве мать не предупредила тебя, что и как надо делать? — ворчал он, возясь с многочисленными крючками. — Она же всегда все знает. Даже моего камердинера довела до белого каления, все следила, чтобы все было организовано по правилам, чтобы ее драгоценная деточка выходила замуж во всем самом лучшем…
Поворчать на тещу, которая была подобна дурной погоде (нравится, не нравится, а ничего не сделаешь, придется терпеть) было неожиданно приятно. Хоть какой-то выход для скопившегося напряжения. Но Маргарита, верная взятому курсу все портить, завела тему, которой он даже в худших кошмарах не ожидал.
Карлос, значит?
Еще один минус в личном деле Андервуда. Зря он согласился помиловать графа. Чутье подсказывало, что пожалеть об этом еще представится случай, и не один. Само собой, принимать гостей в доме не было преступлением, но подозрительный беженец из Ефлистии… Впрочем, чего он хотел от Андервудов? Чтобы они подавали донос о каждом путнике, что забрел в их земли?
Да, возможно. Нет, именно этого.
Приглушив в голове злые голоса, тех параноиков, которые везде видели опасность, он убрал руки от Маргариты, как если бы она была пропитана ядом с ног до головы.
— Так ты думаешь, твой брат может быть жив? — спросил он, отпрянув от нее на самый дальний конец постели. Маргарита глядела на него с такой неподдельной невинностью, что ему стало страшно, не повредилась ли она умом. — Я же спрашивал, сотню раз спрашивал и тебя, и твою мамашу!
Нужно быть или хитрой змеей похлеще матери, или полной дурой, чтобы признаться в этом теперь. Он вскочил на ноги и со злости пнул сундук, больно ударившись ногой. Но физическая боль, вопреки обыкновению, не отрезвляла рассудок. Конечно, ведь это был не приступ бездумного гнева. Это была обоснованная злость.
— Что значит – хотела сказать? Надо было нестись за мной по коридорам и ломиться в спальню, как только ты узнала эту новость! А ты говоришь об этом только теперь, — Ристерд нервно облизнул в миг пересохшие губы, переходя на крик. — Теперь, когда уже вышла замуж. Когда брак, заключенный ради твоего наследства, уже совершился!
Будь она искренней – так бы и сделала. Подкупила охрану, вызвала камердинера, кричала об этом во время церемонии… Да что угодно, лишь бы не ставить их обоих в такое положение. И что теперь делать?
— Выходит, если он жив, то у тебя ни приданого, ни наследства, — уныло резюмировал он, глядя ей в глаза.
Лицо ее все было в размазанной краске, глаза все еще красными от слез. Задушить бы эту девчонку!
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
Даже если бы Маргарита ревновала, ей все равно не следовало бы показывать свою ревность перед мужем. Мало у кого из королей нет любовниц или даже фавориток, и отец самой Маргариты тоже не стал исключением. Да, королеву Инес он уважал и даже по-своему любил, но несколько любовниц у него все же было, и матушка сильно его ревновала, но старалась не показывать этих «недостойных правильной жены эмоций».
Даже если она полюбит Ристерда, все равно ей придется смириться с отсутствием чувств с его стороны и, возможно, любовницами. Потому что Маргарита и представить не могла, чтоб такой человек как Ристерд мог бы ее полюбить. Поэтому королеве проще всего было убедить себя в том, что ей все равно. Но ведь испугалась же за него, когда узнала о покушение, да так, что сердце забилось пойманной в силки птицей.
С замиранием сердца Маргарита ждала, пока муж расстегнет крючки. Вроде бы он успокоился… Может, все будет не так плохо, и ее ждет такая же брачная ночь, как в ее любимых книгах? С нежностью, без боли, с удовольствием… В этих фривольных романах, которые тайком от королевы Инес приносила принцессе Люсиль боли вообще не было.
Король отреагировал на попытку поделиться тайной не так, как в глубине души ждала Маргарита. Чего скрывать, девушка ожидала, что король поблагодарит за то, что та поделилась слухами или попросит не обращать внимания на народную молву. Но он… Право слово, никто и никогда не кричал так на нее, даже родители! И только сейчас Маргарита осознала как, возможно, ее откровение выглядело со стороны Ристерда. Попыткой подкупить? Желанием схитрить, чтоб брак состоялся, а дальше — будь что будет? Или всем сразу?
— Я ничего не думаю, я просто хотела поделиться с Вами своими подозрениями, как со своим мужем… — губы девушки испуганно дрожали — впервые за всю свою жизнь она видела, чтоб кто-то так злился, а Ристерд выглядел так, словно совсем себя не контролирует. — Вы спрашивали, но вы спрашивали до того, как я все узнала, а потом…
«А потом я поговорила с матушкой, а она запретила мне что-либо говорить», — ведь дочь любого благородного семейства должна слушаться сначала родителей, а потом — мужа. Может, Ристерд и прав, но о том, чтоб кого-то подкупить и добиться аудиенции у короля, Маргарита даже не думала. Сама идея подкупа казалась ей мерзкой, но чего она этим добилась?
Правды. Она добилась правды, в которую в глубине души не хотела верить. Она противна Ристерду в качестве супруги и все, что ему нужно — это лишь приданое и наследство. Странно было бы думать иначе, но почему же эта мысль вызывает у нее боль?
А сам король вызывал страх — кто знает, на что он способен в подобном состояние? Ударит? Сделает что похуже? Маргарита дрожала листиком на ветру, забившись в дальний угол супружеского ложа. Еще никогда в жизни ей не приходилось так сильно бояться кого-то, за исключением имперцев. И уж точно не думала, что испугается собственного мужа.
— Я… Нет! — Маргарита снова расплакалась, испуганной ланью смотря на разъяренного юношу. — Я даже не думала, нет! Чем я должна поклясться?! Только…
Только не делайте мне больно.
Вот что хотела сказать девушка, но приступ рыданий не позволил ей.
Мысли роились в голове, подозрения и страхи множились с каждой секундой. Ристерд метался по комнате, как загнанное в клетку животное.
Как она могла смолчать? Почему не сказала раньше? В чем хитрость, какого плана она придерживалась?
Он кинул на Маргариту яростный взгляд, готовый спросить напрямую, каков смысл ее игры. Чего они с мамашей добиваются, зачем рубят сук, на котором сидят? Маргарита, однако, забилась в угол, как ободранная мышь, отчаянно пытавшаяся скрыться от кота. Ее всю трясло от страха, а слезы лились по щекам и мутными каплями падали на платье, превращая белую ткань в тряпку.
Это зрелище заставило его почувствовать мелкий, едва ощутимый укол стыда.
Нет, нужно успокоиться.
Ристерд пинком подвинул к себе тяжелый стул и поставил его напротив Маргариты, чтобы не упускать ее из виду.
Что, если вдуматься, она вообще сказала? Какой-то юноша назвался сыном коннетабля ее покойного батюшки, только не Санчесом, а Карлосом. А узнала она об этом Карлосе от графини Джоселин, отчаявшейся женщины, которая могла наговорить наивной дурочке Маргарите чего угодно, лишь бы та помогла вытащить Андервуда из тюрьмы.
Может, все не так уж и страшно? В конце концов, что он может сделать? Не высылать же всю столичную стражу на поиски неизвестного ефлистийского беженца! С этим Карлосом, Санчесом или как его там, могло случиться что угодно. Он мог давно покинуть страну, мог сгинуть в горах от холода и голода…
Просто Ристерд возлагал слишком большие надежды и чаяния на этот брак и наследство Маргариты. Даже призрачная угроза, самый невероятно малый шанс упустить из рук выгоду привели его в ужас, лишили способности мыслить трезво.
— Ладно, — протянул он и стал нервно кусать губы, сжимать и разжимать пальцы. — Ладно, давай подумаем. Если бы ты не считала, что мальчик может быть твоим братом, то не стала бы мне рассказывать, так ведь? Значит, графиня рассказала о нем что-то такое, что навело тебя на эту мысль. Что конкретно она тебе наговорила?
Под натиском рациональных размышлений страх начал потихоньку таять. Беженцы из южных королевств, конечно, в большинстве своем искали убежища в заливе, Лестрионе и Веларе, но кто-то мог прослышать, что королева Инес направилась в Маллендор, и последовать за ней. С чего вдруг законного короля насмерть перепугал какой-то беженец, возможно, даже лгун?
— Если этот разговор не покинет этой спальни, то ничего и не случится, — вслух рассуждал он, едва следя за Маргаритой краем глаза. — Разве беглый принц не попытался бы связаться с тобой и с матерью? Никто, кроме графини, его не видел. Может, мы больше о нем и не услышим.
А если услышат… Рис задумчиво уставился куда-то сквозь Маргариту. Если он объявит какого-то мальчика своим врагом, покажет, что верит в угрозу, такие вот чудом выжившие принцы валом повалят из всех дыр. Каждый, кому хватит ума имитировать южный акцент и травить красивые байки, сможет назваться принцем, и враги маллендорской короны будут собираться вокруг них толпами, лишь бы доставить ему неприятностей.
Ведь и верить-то не во что! Ристерд устало и нервно рассмеялся. Какой-то лживый слух, женские шепотки за чаем – и он уже готов жить в страхе перед неведомым. Воистину, он слишком жалок для монарха.
— Ведь ты же не умеешь врать, не можешь ничего скрывать. Ты непременно расскажешь, если кто-нибудь попытается с тобой связаться или что-то передать.
Он не спрашивал, а утверждал. Маргарита была слишком наивна, слишком старалась быть честной, чтобы укрыть от него такие факты. Более того, она боялась его гнева, и именно страх перед наказанием наверняка и толкнул ее на это бессмысленное признание. Что ж, ему это на руку. Пусть боится.
— Ничего я тебе не сделаю, — бросил он уже без прежнего раздражения. — Просто перепугался, что все мои планы рухнут. Сам не знаю, почему. Какой-то южанин, которого никто не видел, называет неправильное имя, и я уже в панике. Наверное, тебе и смотреть на меня противно.
Нет, не станет он бояться сплетен. Не будет отдавать приказов разыскать и уничтожить какого-то беженца, который, может, и вовсе был выдумкой графини Джоселин. Женщина пережила отравление и выкидыш… Кто знает, что ей привиделось между жизнью и смертью? Нечего позориться, веря в выдумки одного человека.
Опасность становится реальной, когда в нее начинают верить, напоминал он себе, подсчитывая в уме вероятность того, что принц выжил, добрался один до другого края света и вынашивал где-то планы вернуть свою корону.
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
Правда… Нужна ли была ему ее правда? Иногда Маргарита, право слово, жалела, что не склонна к интригам и манипуляциям — это ее и отличало от той же королевы Инес. Правда, конкретно в этой ситуации дело было не в правде, а в том, когда именно она была сказана. Может, и взаправду стоило рассказать все Ристерду раньше, еще до свадьбы, тогда бы его гнева не было, тогда бы и самой свадьбы наверняка не было. Это было бы более честным по отношению к королю, но получилось так, как получилось — так что теперь об этом жалеть? Маргарита могла бы вообще утаить эти сведения или рассказать их позже, после консумации брака, но на такую подлость девушка способна не была. Если бы она вернулась на несколько минут назад, то все равно поступила бы точно так же.
Маргарита зажмурилась и тяжело выдохнула, стараясь успокоиться, но получалось не очень. Уж слишком сильно она была напугана.
— После разговора о ее младшей сестре графиня вдруг рассказала о эфлистийском беженце, что гостил у них некоторое время назад. Я сразу поняла — то ли она лжет, то ли беженец солгал им. Я знала Санчеса, он погиб незадолго до начала войны, а кроме него у синьора Веласко сыновей больше не было, — девушка решила рассказать обо всем, что знала — раз уж решила говорить правду, то нужно идти до конца. — Если, конечно, не исключать возможности внебрачных детей, но такой информации у меня нет.
Чтоб успокоиться, Маргарита снова взяла полотенце и, смочив его в чаше с водой, принялась вытирать лицо, оттирая следы размазавшейся сурьмы.
— Может, я и не обратила бы внимания на ее слова, если бы Леди Джоселин не назвала имя моего покойного брата. Я поняла, что сначала должна поговорить с матерью, а потом с Вами. Она расплакалась, заявила, что меня обманули, что я своими словами порочу имя и Карлоса, и отца с Франсуа, а в итоге вообще прогнала меня из собственных покоев, — продолжила рассказывать Маргарита. — Она и сама заставила меня сомневаться в том, что я услышала.
Она тяжело дышала от переживаний, смотря на Ристерда, и надеялась, что эта ситуация не заставит короля презирать ее еще сильнее, чем есть. Вон как он разозлился, Маргарите даже показалось на миг — ударит или даже убьет.
— Я ничего никому не скажу, обещаю… Нет, клянусь. Ваше Величество, я клянусь, что о словах Леди Джоселин больше никто не узнает, — она была абсолютно искренней, когда произносила эти слова. — А если я узнаю что-то еще то, клянусь, расскажу прежде всего Вам, а не матери.
Еще несколько часов назад она должна была слушаться мать, как старшую родственницу, а теперь — мужа. Как же сильно Маргарите хотелось стать хорошей женой для Ристерда, вот только получится ли?
— Ваше Величество… — девушка встала с ложа и несмело приблизилась к королю и дрожащей рукой коснулась его плеча, надеясь, что сможет унять его недавний гнев и подозрения. — Я, правда, ничего не задумывала против Вас, ничего не планировала… И ничем не хотела Вас прогневить.
Рассказ Маргариты его несколько успокоил. По всему выходило, что он зря перенервничал, услышав о некоем Карлосе. Сама Джоселин ничего не знает, мать Маргариты, если ей вообще можно верить, ничего не знает… Ристерд молча пообещал себе поговорить с Андервудами после освобождения Дэниэла. Андервуды ведь явятся за официальными бумагами, обещающими неприкосновенность до конца следствия, верительными грамотами… Можно будет улучить момент и расспросить их получше об этом Карлосе и о том, куда он подевался.
Еще лучше – если будет присутствовать Маргарита. Негласно, конечно.
— Утром я велю подготовить бумаги, чтобы графа Андервуда отпустили из-под стражи и передали под ответственность жены. Думаю, весь день они пробудут вместе, ему ведь нужно немного расслабиться, отдохнуть, отмыться от подземельной вони… Потом вызову их для получения документов, а ты посиди за ширмой в кабинете. За очагом есть укромное местечко, как раз для таких случаев.
Навострит ушки, послушает об этом Карлосе, сделает выводы… И, если верить ее обещаниям, после аудиенции скажет ему правду: брат он или самозванец. Маргарита давала клятвы с такой уверенностью в голоске, с таким чистым взглядом, что грех было бы не верить.
Да и куда ей деваться? Она ведь вышла замуж, перешла полностью в его владение, мать ее больше не защитит. Обманет его – придется бежать, но куда? Где ей будут рады? Не было в мире такого места, и, жестоко это или нет, Ристерду это было только на руку.
— Послушаешь, может, станет яснее, что это за Карлос, и стоит ли нам его опасаться.
И верно, ведь Маргарита не сказала, что Джоселин Ховард описала его внешность, манеры, обмолвилась хоть словом о каких-то особых фразах. Ристерду ни разу не приходилось примерять на себя роль беженца, но… Разве он, получив кров у самой графини Адвена, не попытался бы рассказать, кто он таков, не постарался бы остаться при ней? Маргариты при дворе Маллендора тогда еще не было, но быть служкой графини значило бы иметь доступ к писарю и писчим принадлежностям, быть в курсе слухов… Ничего такого Маргарите тоже не было известно, иначе бы она, напуганная вспышкой гнева, моментально выдала бы все до последнего словечка.
— А сейчас… Мы устали, — сказал Ристерд тоном, не терпящим возражений. — Я позову кого-нибудь, чтобы помогли тебе раздеться.
Нет, стоит все-таки выждать хотя бы до завтра, узнать точно или хотя бы наверняка. Казна простит ему еще одну разорительную свадьбу, но не бессмысленную войну за чужие права.
Ристерд вышел в коридор, где уже ждали распоряжений две служанки и его собственный паж, и отдал распоряжения, чтобы Маргарите помогли снимать платье. Наверняка и в этом отличилась мать Маргариты: прислала девок на случай, если с нарядом будут трудности. Как можно доверять настолько предусмотрительной женщине? Глотнув свежего воздуха в коридоре, он постоял еще пару минут, подождав, пока девушки удалятся, и вернулся в спальню.
Эти девки наверняка не только для помощи приставлены под дверь… Нельзя давать им повода для докладов. Хотя бы не сегодня.
— Пора нам спать. Ты весь день в этой сбруе, да еще и переволновалась, — он уселся на край постели – снова как можно дальше от Маргариты. Раздеваться не стал, чтобы не пугать ее еще больше. — А завтра будет видно. Приятных снов.
Кажется, впервые за всю жизнь он действительно спал в постели своего замка не один… Но станет ли это правилом, а не исключением, он пока еще не знал.
Deve pertanto un Principe non si curare dell’infamia di crudele, per tenere i sudditi suoi uniti.
Вы здесь » Forsan » Наш мир » Завершенные эпизоды » Цели и средства
